Если простое население подвергалось внесудебным расправам, то для казни бояр царь иногда устраивал судебный фарс. Защищая опричников, он давал судьям наставления: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». На долгие века сохранили свою актуальность слова митрополита Ф. Колычева, удушенного по приказу царя: «Доколе в Русской земле будет господствовать беззаконие? У всех народов, и у татар и у язычников, есть закон и правда, только на Руси их нет! Во всем свете есть защита от злых и милосердие, только на Руси не милуют невинных и праведных людей». В переписке с бежавшим в Литву князем А. Курбским Иван Грозный настаивал на наследственно божественной природе власти православного царя, на высшем предназначении любых его действий, их неограниченности ни законом, ни моралью, на беспрекословном повиновении ему всех рабов божьих. Курбский же видел в нем лишь одного из представителей московского «издавна кровопийственного рода»,
Ливонская война потрясла всю жизнь в России до самых основ. Милитаристский авантюризм Ивана Грозного, полная несовместимость его действий с национальными интересами очевидны. Однако в современных учебниках истории выражается лишь сожаление по поводу военной неудачи, поскольку стремление царя прочно обосноваться в Прибалтике якобы отвечало интересам России. Авторы не уточняют, во имя каких именно интересов были загублены огромные массы людей, а оставшиеся в живых дотла разорены. В советские времена Ливонскую войну называли борьбой «за самые основные условия существования русского государства, за возможность его прогрессивного и культурного развития». По такой логике выходило, что до завоевания Прибалтики Петром Россия не могла ни существовать, ни прогрессивно и культурно развиваться вновь была лишена этой возможности в 1917-1940 гг., а затем и уже окончательно в конце ХХ века. С другой стороны, хорошо известно, что выход не только к Балтийскому, но и к другим морям и океанам не продвинул Россию по пути прогресса, не избавил ее народы от бедности, крепостничества и тоталитаризма.
Некоторые современные исследователи дают более скромную оценку, не называя ее борьбой за торговый путь в Западную Европу. Но зачем тогда надо было устраивать погромы Новгорода, который на протяжении многих веков называли «окном в Европу» для всей Северо-Восточной Руси, зачем надо было закрывать Архангельск для английских купцов? Почему Петр строил в завоеванной Прибалтике военно-морской, а не торговый флот? Смысл «морских» устремлений правящих кругов России более точно, чем историки, определил К. Маркс. Расr1: измене сухопутных границ он называл «системой местных захватов, для которой достаточно материковых земель; для универсального наступления необходимо было море ... )) Очень близок к Марксу А. Керсновский: «Возрождение России великодержавной, идеи при Иоанне III и блистательное ее развитие при Грозном, не могло не привести к возрождению основного закона нашей великодержавной - «морской традицию) в политике. Вот причина Ливонских войн».
Оглавление26
Смерть Ивана Грозного сняла с русского общества обруч страха. Правительство Бориса Годунова не пошло на снижение военного бремени несмотря на «великое разорение» страны, продолжало дорогостоящее приближение вглубь южной степи и в Сибирь, затеяло новую войну с Швецией и вновь чуть не подставило Москву набегу из Крыма, вдвое увеличило военную нагрузку на землевладельцев, обязав их снаряжать в поход двух ратников со 100 четвертей пашни (50 га) вместо одного при Иване Грозном.
Годунов метался: то восстанавливал, то отменял Юрьев день, объявил сыск беглых крестьян, освободил барскую запашку находящихся в действующей армии дворян от поземельной подати, раздавал хлеб и деньги голодающим, добился учреждения в Москве патриаршества. Но так и не смог предотвратить катастрофу - первую гражданскую войну в России.
Подорванная Ливонской войной экономика окончательно рухнула от двух подряд неурожайных лет и эпидемии холеры в 1601-1603 гг. Только от голода погибло около 500 тысяч человек. «Вареное человечье мясо продавалось на московских рынках, - писал Н. Костомаров. - Дорожному человеку опасно было заехать на постоялый двор, потому что его могли зарезать и съесть» Стремясь скрыть от заграницы действительное положение дел, правительство запретило населению появляться на улице в лохмотьях в дни приезда иностранных послов. Это была, пожалуй, первая, но не последняя попытка втереть очки мировому сообществу относительно условий народной жизни в России. Голодные бунты и грабежи быстро сменились вооруженными выступлениями выгнанных холопов, разорившихся крестьян и посадских людей, казаков, мелких и средних дворян в поддержку царей-самозванцев, которые не давали никаких социальных обещаний, кроме одного, но самого главного «все православное христианство в тишине и в покое, и в благоденственном житии учинить». Разумеется, ни один из самозванцев не хотел, да и не мог реализовать свое обещание: для этого требовалась глубокая перестройка «боевого строя» государства, всей ориентированной на войну системы хозяйства, власти и идеологии. Лжедмитрий, став царем, восстановил Юрьев день, запретил произвольное закрепощение крестьян розыск беглых, но занялся подготовкой войны с Турцией, чем серьезно ослабил свою популярность.
Смута охватила и высший слой общества - бояр. Они подбрасывают отраву Борису Годунову, провозглашают царем его сына Федора, через три месяца убивают его, присягают Лжедмитрию, через год убивают его; возводят на трон Василия Шуйского, приглашают шведские войска для борьбы с Лжедмитрием II, перебегают от Шуйского к Лжедмитрию и обратно. свергают Шуйского и трижды приглашают в цари польского королевича Владислава, присягают ему, пропускают в Кремль польские войска, одновременно ведут переговоры о приглашении на царство одного из шведских королевичей и, наконец, провозглашают царем Михаила Романова. Хаос всеобщей гражданской войны и иностранной интервенции, особенно польской, продолжался 15 лет. Военные действия сопровождались реквизициями и репрессиями со всех сторон: повстанческой и иноземной. В период между 1600 и 1620 гг. Россия потеряла почти половину населения, Москва - одну треть. Люди, по словам летописца, «скитались от страху и ужасти по лесам и болотам», «чуть ли не вся русская земля опустела»,
27 28-30